Утромъ, 2 августа, у Эйдткунена начался бой, который продолжался цѣлый день до самаго вечера. Наши войска удержали за собой всѣ позиціи, оттѣснили германцевъ къ Сталлуленену и заняли станцію Эйдткуненъ. Городъ того-же названія почти весь сгорѣлъ отъ попадавшихъ во время сраженія въ его зданія снарядовъ.

Объ этомъ сраженіи разсказываетъ раненый подъ Эйдткуненомъ офицеръ, впервые въ своей жизни участвовавшій въ бою:

„Помню, какъ мы впервые шли въ огонь. Нашъ полкъ былъ выдвинутъ изъ резерва въ первую линію, когда уже бой разгорѣлся. Мы шли бѣглымъ шагомъ. Отъ мѣста стоянки до первой линіи боя намъ надо было перевалить черезъ холмъ, покрытый кустарникомъ и рѣдкимъ лѣскомъ. Бѣглымъ шагомъ поднимались мы на холмъ.

Настроеніе давно уже было при-поднятое, нервы взвинчены до-нельзя доносившимися къ намъ звуками канонады, видомъ пожаровъ, рѣдкими взрывами шальныхъ, залетѣвшихъ далеко за боевую линію, снарядовъ.

Поднявшись на горку, мы остановились передохнуть... 

Прямо передъ нами въ громадной котловинѣ шелъ бой...

Непріятеля не видно. Впереди все застлано дымомъ и пылью, поднимающейся отъ разрыва снарядовъ. И надъ всѣмъ стоитъ протяжный, слитный, непрерывающійся гулъ орудій. Отдѣльныхъ выстрѣловъ не слышно. Какъ будто громадная фабрика смерти съ колоссальными маховиками пущена въ ходъ, и отъ ея работы слышно лишь одно непрерывное:

—У-у-у...

Этотъ звукъ производить наиболѣе страшное впечатлѣніе изъ всего, что я пережилъ.

Раскраснѣвшіяся было лица солдатъ, съ шутками и смѣхомъ взбиравшихся бѣгомъ на гору, стали блѣдны и сосредоточены. Кое-кто снимаетъ фуражку и крестится.

Успокаивающее впечатлѣніе произвелъ на всѣхъ насъ раскинувшійся неподалеку санитарный отрядъ. У нихъ тоже лица блѣдныя, сосредоточенный, но какой-то дѣловой сосредоточен-ностью; стоятъ они спокойно, приглядываясь къ перебѣгающимъ впереди цѣпямъ. Вотъ откуда-то имъ подали сигналъ, и съ горы опрометью бросились автомобили, мотоциклетки, поскакали линейки, побѣжали съ носилками санитары. Видъ этихъ бѣгущихъ впереди людей, переступившихъ завѣтную черту, на которой остановились мы, какъ-то самъ собою влилъ въ насъ новое настроеніе, стеръ, отодвинулъ куда-то вдаль ту роковую черту, передъ которой мы только что стояли. Стало легче, появилась возможность оглядѣться.

За дымомъ и пылью чуть видны разбросанныя впереди по склону цѣпи нашихъ резервовъ, отчетливѣе замѣтны поспѣшно поднимающееся въ гору санитары. Влѣво отъ насъ стоятъ патронныя двуколки какого-то полка.

Толстая, сытая, старая лошадь тянется мордой къ вѣткѣ дерева, обрываетъ листья и жустъ, другая молодая, болѣе нервная, не стоить на мѣстѣ, перебираетъ ногами и все пытается тронуться куда-то,—солдатъ кучеръ спокойно осаживаетъ ее:

— Сто-ой?..

Кто-то говоритъ сзади:

— Съ Богомъ! Впередъ!..

И мы бѣжимъ куда-то внизъ, съ крикомъ „ура“ перескакиваемъ черезъ какіе-то рвы, ручьи, пробираемся сквозь поломанный кустарники..

Дальше мое сознаніе не сохранило отчетливо событій вcего. последующаго дня.

Была, видимо, штыковая атака, потому что мы бѣжали, кололи непріятеля, перескакивали черезъ какіе-то окопы, возвращались назадъ и залегали въ этихъ окопахъ, часто стреляли, поднимались и снова бѣжали... По окончаніи боя, генерал ъ благодарилъ насъ за молодецкое дѣло...

Но странно, я не помню отчетливо и ясно фигуръ враговъ передъ собой и вотъ тѣхъ мелочей изъ мѣстности и обстановки боя, которыя запоминаются обычно такъ прочно. Какъ будто все, что я пережилъ за этотъ день и въ чемъ участвовалъ, я видѣлъ во снѣ и потомъ, проснувшись, забылъ подробности этого сна.

Вполнѣ пришелъ я въ себя лишь вечеромъ, въ большой, просторной, блиндированной землянкѣ, вырытой въ окопахъ, биткомъ набитой офицерами. Въ одномъ углу кто-то поетъ. Въ сторонѣ на широкихъ нарахъ вповалку лежатъ усталыя и промокшія тѣла; посрединѣ—уже обстрѣлянная и никогда не унывающая молодежь танцуетъ какой-то новый танецъ подъ самодѣльную музыку „на губахъ".

Я выглянулъ землянки. Только что прошелъ про¬ливной дождь, въ окопѣ было по колѣна воды. По ровному мѣсту бѣжали мутные ручьи. Солдаты, шутя переругиваясь, сбивались въ кучи, стараясь найти сухое мѣсто. По небу неслись обрывки тучъ, были видны звѣзды, и на западѣ догорала ровная, такая мирная, спокойная и успокаивающая полоска зари...

— Эхъ, мать честная!..—И грязно-же завтра будетъ итти!..— говоритъ кто-то изъ солдатъ, зѣвая...

Я окончательно пришелъ въ себя“...