Отходъ подъ натискомъ германскихъ войскъ шелъ усиленнымъ темпомъ, и тутъ наша армія снова показала себя на недосягаемой высотѣ.

Итти полемъ было совершенно невозможно: германцы, предвидя вторженіе нашихъ войскъ въ свои предѣлы, заранѣс приготовились. Они изрыли всѣ свои поля и луга глубокими продольными и поперечными канавами. Черезъ каждыя 50 саженей тянулась канава, наполненная водой; перебраться черезъ нее не представлялось возможнымъ, такъ какъ на ея днѣ были устроены проволочныя загражденія, воткнуты острые колья, стальныя копья и пр. Вся мѣстность, по которой приходилось двигаться нашей арміи, такимъ образомъ, представляла собой шахматную доску, причемъ границами квадратовъ были искусственныя загражденія. Естественно, что единственнымъ путемъ отступленія было шоссе, но тутъ нашимъ войскамъ большія непріятности причиняла германская артиллерія. Еще задолго до войны германцы напрактиковались въ артиллерійской стрѣльбѣ по шоссе, единственномъ пути наступленія и отступленія. И при обратномъ движеніи нашихъ войскъ всѣ усилія германцевъ были направлены исключительно къ обстрѣлу шоссе, по которому шли наши войска.

Открытыхъ нападеній на армію они не рѣшались производить, и лишь на третьи сутки нашего отступленія завязался бой, въ которомъ германцы выдвинули противъ насъ опять-таки свою тяжелую артиллерію. Наша армія приняла бой и, съ большимъ успѣхомъ отразивъ всѣ нападенія германцевъ, снова двинулась въ путь.

Безпрерывный дождь, продолжавшійся чуть ли не пять сутокъ, конечно, сильно утомилъ наши войска. Солдатамъ и офицерамъ нельзя было хотя бы нѣсколько пообсохнуть, нельзя было скрыться въ палатки, развести костеръ. Особенно тяжело пришлось пѣхотѣ, которая, однако, съ честью вышла изъ всѣхъ этихъ испытаній. Всѣ лишенія были перенесены ею съ полной стойкостью и поразительной выносливостью.

Этому много способствовало то обстоятельство, что весь командный составъ, начиная отъ командующаго арміей, дѣлилъ съ войсками всѣ тяготы отступленія и своимъ примѣромъ вли-валъ въ нихъ новую энергію.

Болѣе или менѣе легко раненые сами шли, не покидая рядовъ войскъ. Солдаты прекрасно знали о варварскихъ звѣрствахъ германцевъ по отношенію къ плѣннымъ, и потому у кого не могла даже зародиться мысль подъ тѣмъ или иным видомъ отстать отъ своихъ.

— Лучше сами покончимъ съ собой, чѣмъ попадемъ в руки нѣмцевъ! —говорили солдаты.

Эти слова не были пустымъ звукомъ. Солдаты безусловно предпочитали смерть сдачѣ въ плѣнъ. Къ тому же, наши войска прекрасно знали, что нѣмцы очень часто добиваютъ раненыхъ. Мало того, нашимъ солдатамъ приходилось наблюдать, какъ нѣмцы пристрѣливали и своихъ тяжело раненыхъ, не желая брать ихъ въ госпитали. Они предпочитали, со свойственной имъ бездушной жестокостью брать въ госпитали лишь легко раненыхъ, которые могли бы скоро выздоровѣть и вновь вступить въ ряды войскъ. По-нѣмецки это называется — „практичностью“... Не менѣе замѣчательна и ихъ необычайная „изобретательность“.

Въ Гумбиненѣ, во время нашей стоянки, въ домѣ полицейскаго комиссара помѣстился одинъ русскій офицеръ. Ночью офицеръ спокойно улегся въ кровать скрывшагося изъ Гумбинена комиссара, а утромъ онъ былъ найденъ мертвымъ.

При осмотрѣ его врачами оказалось, что офицеръ отравленъ какими-то ѣдкими газами. Хозяинъ дома, передъ тѣм какъ скрыться, насыпалъ въ постель и подъ подушку какого то порошку, вдыханіе котораго явилось смертельнымъ.

Такихъ случаевъ было нѣсколько, вслѣдствіе чего наши офицеры стали предпочитать спать въ палаткахъ, чѣмъ въ домахъ нѣмцевъ.