Разбивъ нѣмцевъ, наша кавалерія долго преслѣдовала ихъ, оставивъ въ Бялѣ только небольшое охраненіе, санитарный отрядъ и раненныхъ. Тамъ произошелъ, между прочимъ, слѣдующій случай, о которомъ разсказываетъ другой участникъ офицеръ:

— Занявъ Бялу, мы приспособили нѣмецкій госпиталь для своихъ раненныхъ, усиливъ его своимъ врачемъ, фельдшерами, сестрами. Въ госпиталѣ было все, что нужно; нѣмцы настолько не ожидали нашего быстраго наступленія и такъ поспѣшно удирали, что побросали все, что было, не успѣвъ ничего уничтожить.

Мы питались тамъ, какъ никогда. Солдаты положительно избаловались ѣдой. Да что солдаты! Даже кони наши роскошествовали: мы кормили ихъ такимъ овсомъ, какой не всегда получаютъ и скаковыя лошади...

Госпиталь былъ, надо отдать справедливость нѣмцамъ, прекрасно поставленъ,—чистенькій, уютный, какъ и весь городокъ. Но покой, который мы нашли въ немъ, скоро былъ нарушенъ.

На улицахъ вдругъ раздались выстрѣлы. Мы бросились къ окнамъ.

Въ городокъ входилъ отрядъ. германской арміи, эскадроновъ въ двѣнадцать. Это у нихъ называется „дивизія“ (безъ одного только полка).

Къ намъ въ госпиталь вошелъ нѣмецкій лейтенантъ. Держалъ онъ себя изысканно вѣжливо и былъ очень любезенъ.

— Вы, господа, военно-плѣнные,—сказаль онъ:—и мы васъ отправимъ въ глубь Германіи...

На наше возраженіе, что мы всѣ раненные, онъ отвѣтилъ что это не составляетъ никакой разницы.

....

Въ результатѣ своихъ переговоровъ, они доставили откуда-то повозку, вродѣ тачки, уложили меня на нее и повезли, предварительно срѣзавъ мои шпоры, погоны, шашку, револьверъ и завязали мнѣ глаза.

Въ такомъ положеніи меня везли болѣе четырехъ верстъ черезъ городъ Летценъ, къ форту Бойенъ. Сильно страдая отъ ранъ, я много разъ терялъ сознаніе. Пруссаки обращались со мною столь бережно, что—не помню ужъ какъ—сломали мнѣ ногу...

Неоднократно во время пути они останавливались, курили и разсуждали, что дѣлать со мной. Одинъ предлагалъ пристрѣлить „русскую собаку“, другой—растоптать каблуками мою физіономію, третій—повѣсить...

Тѣмъ не менѣе, они все-таки доставили меня къ коменданту. Изнемогая отъ потери крови, я едва смогъ передать ему предложеніе своего начальника—сдаться.

Комендантъ отвѣтилъ отказомъ и, такъ какъ я уже не былъ въ состояніи вернуться обратно,—то въ нашъ штабъ былъ посланъ ихъ парламентеръ съ письменнымъ отвѣтомъ.

Меня-же, часа черезъ четыре, отнесли въ лазаретъ, гдѣ прекрасный хирургъ изслѣдовалъ мои раны, рентгеновскими лучами и извлекъ изъ нихъ двѣ пули съ массой осколковъ.

Потомъ меня отправили въ Кенигсбергъ, а оттуда, черезъ Кранцъ въ Мемель пароходомъ...