Наши войска, разбивъ непріятеля подъ Гумбиненомъ, остановились въ этомъ городѣ на ночлегъ, выславъ впередъ лишь развѣдочные отряды. Офицеръ, посланный со взводомъ на развѣдку дороги, разсказываетъ о слѣдующемъ интересномъ случаѣ.
Вышелъ онъ со своимъ взводомъ изъ Гумбинена въ 10 часовъ вечера. Уже было совсѣмъ темно. Погода стояла хорошая, какая была тамъ почти все время. По пути офицеръ встрѣтилъ еще одинъ взводъ подъ начальствомъ корнета, который шелъ устроить засаду для противника, если-бы онъ встрѣтился на пути нашимъ развѣдчикамъ. Пошли вмѣстѣ.
На окраинѣ города встрѣтили нашего пѣхотнаго командира батареи, предупредившаго ихъ, что впереди стоитъ наше охраненіе. Действительно, пройдя версты три, нашъ развѣдочный отрядъ натолкнулся на пѣхотную заставу. Начальникъ ея разсказалъ офицеру, гдѣ расположенъ фронтъ охраненія и другія подробности и условился съ нимъ, что если появится непріятель, съ которымъ отрядъ не сможетъ сладить, то чтобы онъ зажегъ стогъ сѣна или факелы, какіе устраиваютъ наши солдаты, привязывая солому къ остріямъ своихъ пикъ. Если-же отрядъ будетъ стрѣлять, то это будетъ означать, что онъ находится въ безвыходномъ положеніи и необходимо спѣшить ему на выручку...
Верстахъ въ пяти отъ этой заставы отрядъ подошелъ къ нѣмецкому фольварку, какіе тамъ разсыпаны на каждомъ шагу. Приказавъ остановиться, офицеръ вызвалъ охотниковъ:
— Кто желаетъ итти со мной осмотрѣть деревню,—нѣтъли тамъ непріятельской заставы?..
Откликнулись трое, изъ которыхъ онъ выбралъ одного и пошелъ съ нимъ въ деревню.
Впереди-же себя еще раньше онъ отправилъ головной дозоръ въ составѣ семи солдатъ, и дозоръ этотъ, очевидно, уже прошелъ деревню; это, однако, не доказывало, что нѣмцевъ тамъ не было, такъ какъ нѣмцы часто пропускали дозорные отряды, чтобы потомъ напасть на главный отрядъ.
Въ фольваркѣ было тихо, пусто, не видно было ни одного огонька, не слышно было даже лая собакъ.
Дойдя до конца деревни, офицеръ уже повернулъ назадъ и собрался дать свистокъ своему отряду, какъ было условлено, если путь будетъ свободенъ. Вдругъ за спиной у него раздался револьверный выстрѣлъ. Офицеръ и солдаты пустились полевымъ галопомъ, не переставая подавать свистки.
Тогда изъ темноты съ обѣихъ сторонъ на нихъ посыпались ружейные выстрѣлы, подъ огнемъ которыхъ имъ пришлось подвигаться къ своимъ.
Уйти совсѣмъ отъ этой деревни наши развѣдчики не хотели, потому что здѣсь они собирались оставить засаду. Оба отряда отошли и остановились нѣсколько поотдаль, близъ мельницы.
Передъ ними лежала дорога, справа отъ которой разстилалось болото. Они раздѣлились—корнетъ со своимъ отрядомъ пошелъ съ одной стороны, а офицеръ—съ другой, и направились обратно въ деревню.
Тамъ выстрѣлы уже умолкли. Наши солдаты обыскали весь фольваркъ и никого тамъ не нашли.
Противникъ, видимо, отступилъ. Но гдѣ онъ, въ какомъ числѣ, пѣшій или конный— ничего не было извѣстно.
Нужно было обслѣдовать всѣ сосѣдніе фольварки, „вылизать" мѣстность, какъ говорится у развѣдчиковъ. Наши отряды направились къ одному изъ нихъ. Только подошли—оттуда вдругъ грянулъ залпъ, потомъ второй. Бросились въ другую сторону-—тамъ ихъ тоже встрѣтили залпами, уже болѣе частыми. Въ темнотѣ непріятеля не было видно, но ясно было, что наши отряды натолкнулись на непріятельскую линію. Пришлось обслѣдованіе мѣстности отложить до разсвѣта...
Куда-же дѣвались семь нашихъ дозорныхъ, ушедшихъ, впередъ? Надо было во что-бы то ни стало выручить ихъ, дать имъ знать, что они окружены непріятелемъ, вернуть ихъ. Офицеръ опять вызвалъ желающихъ: кто хочетъ итти вдогонку своимъ товарищамъ, чтобы спасти ихъ?
Я!.. Я!.. Я!..— раздалось со всѣхъ сторонъ.
Всѣ хотѣли итти, весь взводъ. Офицеру пришлось самому назначить трехъ человѣкъ, которые скоро и скрылись въ темнотѣ на дорогѣ...
Оставшимся-же тѣмъ временемъ надо было дать знать охраненію, что близокъ непріятель, численно ихъ превосходящій и сдѣлать это скорѣе, такъ какъ они слышали, что нѣмцы уже начали стрѣлять въ нашихъ дозорныхъ. Но какъ подать сигналъ, когда подъ рукою нѣтъ соломы?
И вотъ, вмѣсто стога сѣна, какъ было условлено, они рѣшили поджечь деревню. Сдѣлать это было не трудно, такъ какъ въ Германіи всюду имѣются особыя спички, вымазанныя составомъ, горящимъ даже при сильномъ вѣтрѣ. Подъ выстрѣлами шесть человѣкъ подошли къ деревнѣ и зажгли ее. Фольваркъ запылалъ, и при свѣтѣ пожара видно было, какъ въ сосѣднюю деревушку перебѣгали спѣшившіе нѣмецкіе уланы.
„Насъ не замѣтили,—разсказывалъ офицеръ: и мы оставались на мѣстѣ, съ безпокойствомъ ожидая нашихъ дозорныхъ и тѣхъ, которые отправились спасать ихъ. Черезъ пять минутъ передъ нами вдругъ развернулась такая картина:
Черезъ деревню, объятую пламенемъ, по шоссе, сквозь огонь, летѣлъ на насъ нашъ отрядъ въ десять человѣкъ, а съ обіихъ сторонъ на нихъ сыпались нѣмецкія пули. Одинъ изъ нашихъ свалился съ лошади, которая продолжала нестись съ остальными. Убитъ онъ? Раненъ?..
У насъ, русскихъ, установился въ эту войну обычай не оставлять въ рукахъ врага не только своихъ раненыхъ, но и убитыхъ. Мы сами хоронили ихъ, если успѣвали, съ отпѣваніемъ, если нѣтъ то просто въ братской могилѣ, вырытой руками товарищей. И мы рѣшили вынести упавшаго.
Корнетъ со своимъ отрядомъ ушелъ въ сторону, чтобы отвлечь вниманіе непріятеля, а я спѣшилъ своихъ людей, сколько можно было взять съ собой, и мы поползли вдоль шоссе, по канавѣ. Солдата, который былъ, къ счастью, только раненъ, мы спасли, благополучно доставивъ его въ ближайшій полевой лазаретъ...
Ночью уже все равно ничего больше нельзя было предпринять, и мы рѣшили отложить дальнѣйшую развѣдку до утра. Съ разсвѣтомъ корнетъ со своимъ взводомъ остался въ засадѣ, которую намъ все-таки удалось устроить, а я помчался съ однимъ изъ моихъ солдатъ къ нашей линіи съ донесеніемъ.
При проѣздѣ черезъ одинъ пустынный, брошенный жителями фольваркъ, мы увидѣли издали двухъ нѣмецкихъ кавалеристовъ, ѣхавшихъ медленно, точно они совершали утреннюю прогулку. Спѣшившись и спрятавшись за угломъ каменной ограды, мы подождали, пока они приблизились, и внезапно бросились на нихъ—я и мой солдатъ—съ ружьями въ рукахъ! Растерявшіеся нѣмцы побросали оружіе и сдались намъ въ плѣнъ“...
Вышелъ онъ со своимъ взводомъ изъ Гумбинена въ 10 часовъ вечера. Уже было совсѣмъ темно. Погода стояла хорошая, какая была тамъ почти все время. По пути офицеръ встрѣтилъ еще одинъ взводъ подъ начальствомъ корнета, который шелъ устроить засаду для противника, если-бы онъ встрѣтился на пути нашимъ развѣдчикамъ. Пошли вмѣстѣ.
На окраинѣ города встрѣтили нашего пѣхотнаго командира батареи, предупредившаго ихъ, что впереди стоитъ наше охраненіе. Действительно, пройдя версты три, нашъ развѣдочный отрядъ натолкнулся на пѣхотную заставу. Начальникъ ея разсказалъ офицеру, гдѣ расположенъ фронтъ охраненія и другія подробности и условился съ нимъ, что если появится непріятель, съ которымъ отрядъ не сможетъ сладить, то чтобы онъ зажегъ стогъ сѣна или факелы, какіе устраиваютъ наши солдаты, привязывая солому къ остріямъ своихъ пикъ. Если-же отрядъ будетъ стрѣлять, то это будетъ означать, что онъ находится въ безвыходномъ положеніи и необходимо спѣшить ему на выручку...
Верстахъ въ пяти отъ этой заставы отрядъ подошелъ къ нѣмецкому фольварку, какіе тамъ разсыпаны на каждомъ шагу. Приказавъ остановиться, офицеръ вызвалъ охотниковъ:
— Кто желаетъ итти со мной осмотрѣть деревню,—нѣтъли тамъ непріятельской заставы?..
Откликнулись трое, изъ которыхъ онъ выбралъ одного и пошелъ съ нимъ въ деревню.
Впереди-же себя еще раньше онъ отправилъ головной дозоръ въ составѣ семи солдатъ, и дозоръ этотъ, очевидно, уже прошелъ деревню; это, однако, не доказывало, что нѣмцевъ тамъ не было, такъ какъ нѣмцы часто пропускали дозорные отряды, чтобы потомъ напасть на главный отрядъ.
Въ фольваркѣ было тихо, пусто, не видно было ни одного огонька, не слышно было даже лая собакъ.
Дойдя до конца деревни, офицеръ уже повернулъ назадъ и собрался дать свистокъ своему отряду, какъ было условлено, если путь будетъ свободенъ. Вдругъ за спиной у него раздался револьверный выстрѣлъ. Офицеръ и солдаты пустились полевымъ галопомъ, не переставая подавать свистки.
Тогда изъ темноты съ обѣихъ сторонъ на нихъ посыпались ружейные выстрѣлы, подъ огнемъ которыхъ имъ пришлось подвигаться къ своимъ.
Уйти совсѣмъ отъ этой деревни наши развѣдчики не хотели, потому что здѣсь они собирались оставить засаду. Оба отряда отошли и остановились нѣсколько поотдаль, близъ мельницы.
Передъ ними лежала дорога, справа отъ которой разстилалось болото. Они раздѣлились—корнетъ со своимъ отрядомъ пошелъ съ одной стороны, а офицеръ—съ другой, и направились обратно въ деревню.
Тамъ выстрѣлы уже умолкли. Наши солдаты обыскали весь фольваркъ и никого тамъ не нашли.
Противникъ, видимо, отступилъ. Но гдѣ онъ, въ какомъ числѣ, пѣшій или конный— ничего не было извѣстно.
Нужно было обслѣдовать всѣ сосѣдніе фольварки, „вылизать" мѣстность, какъ говорится у развѣдчиковъ. Наши отряды направились къ одному изъ нихъ. Только подошли—оттуда вдругъ грянулъ залпъ, потомъ второй. Бросились въ другую сторону-—тамъ ихъ тоже встрѣтили залпами, уже болѣе частыми. Въ темнотѣ непріятеля не было видно, но ясно было, что наши отряды натолкнулись на непріятельскую линію. Пришлось обслѣдованіе мѣстности отложить до разсвѣта...
Куда-же дѣвались семь нашихъ дозорныхъ, ушедшихъ, впередъ? Надо было во что-бы то ни стало выручить ихъ, дать имъ знать, что они окружены непріятелемъ, вернуть ихъ. Офицеръ опять вызвалъ желающихъ: кто хочетъ итти вдогонку своимъ товарищамъ, чтобы спасти ихъ?
Я!.. Я!.. Я!..— раздалось со всѣхъ сторонъ.
Всѣ хотѣли итти, весь взводъ. Офицеру пришлось самому назначить трехъ человѣкъ, которые скоро и скрылись въ темнотѣ на дорогѣ...
Оставшимся-же тѣмъ временемъ надо было дать знать охраненію, что близокъ непріятель, численно ихъ превосходящій и сдѣлать это скорѣе, такъ какъ они слышали, что нѣмцы уже начали стрѣлять въ нашихъ дозорныхъ. Но какъ подать сигналъ, когда подъ рукою нѣтъ соломы?
И вотъ, вмѣсто стога сѣна, какъ было условлено, они рѣшили поджечь деревню. Сдѣлать это было не трудно, такъ какъ въ Германіи всюду имѣются особыя спички, вымазанныя составомъ, горящимъ даже при сильномъ вѣтрѣ. Подъ выстрѣлами шесть человѣкъ подошли къ деревнѣ и зажгли ее. Фольваркъ запылалъ, и при свѣтѣ пожара видно было, какъ въ сосѣднюю деревушку перебѣгали спѣшившіе нѣмецкіе уланы.
„Насъ не замѣтили,—разсказывалъ офицеръ: и мы оставались на мѣстѣ, съ безпокойствомъ ожидая нашихъ дозорныхъ и тѣхъ, которые отправились спасать ихъ. Черезъ пять минутъ передъ нами вдругъ развернулась такая картина:
Черезъ деревню, объятую пламенемъ, по шоссе, сквозь огонь, летѣлъ на насъ нашъ отрядъ въ десять человѣкъ, а съ обіихъ сторонъ на нихъ сыпались нѣмецкія пули. Одинъ изъ нашихъ свалился съ лошади, которая продолжала нестись съ остальными. Убитъ онъ? Раненъ?..
У насъ, русскихъ, установился въ эту войну обычай не оставлять въ рукахъ врага не только своихъ раненыхъ, но и убитыхъ. Мы сами хоронили ихъ, если успѣвали, съ отпѣваніемъ, если нѣтъ то просто въ братской могилѣ, вырытой руками товарищей. И мы рѣшили вынести упавшаго.
Корнетъ со своимъ отрядомъ ушелъ въ сторону, чтобы отвлечь вниманіе непріятеля, а я спѣшилъ своихъ людей, сколько можно было взять съ собой, и мы поползли вдоль шоссе, по канавѣ. Солдата, который былъ, къ счастью, только раненъ, мы спасли, благополучно доставивъ его въ ближайшій полевой лазаретъ...
Ночью уже все равно ничего больше нельзя было предпринять, и мы рѣшили отложить дальнѣйшую развѣдку до утра. Съ разсвѣтомъ корнетъ со своимъ взводомъ остался въ засадѣ, которую намъ все-таки удалось устроить, а я помчался съ однимъ изъ моихъ солдатъ къ нашей линіи съ донесеніемъ.
При проѣздѣ черезъ одинъ пустынный, брошенный жителями фольваркъ, мы увидѣли издали двухъ нѣмецкихъ кавалеристовъ, ѣхавшихъ медленно, точно они совершали утреннюю прогулку. Спѣшившись и спрятавшись за угломъ каменной ограды, мы подождали, пока они приблизились, и внезапно бросились на нихъ—я и мой солдатъ—съ ружьями въ рукахъ! Растерявшіеся нѣмцы побросали оружіе и сдались намъ въ плѣнъ“...
Немає коментарів:
Дописати коментар