Совершая развѣдки, наши офицеры часто приходили въ соприкосновеніе съ мирнымъ нѣмецкимъ населеніемъ и знакомились съ его настроеніемъ и отношеніемъ къ настоящей войнѣ. Въ этомъ смыслѣ любопытенъ разсказъ другого офицера, посланнаго для осмотра мѣстности за Гумбиненомъ:

„Я отправился на развѣдку съ разъѣздомъ въ 11 чело-вѣкъ. Скакали мы цѣлый день; къ вечеру утомились. Немного въ сторонѣ отъ дороги стояла небольшая усадьба, что-то вродѣ фермы. Я отрядилъ дозоръ осмотрѣть ферму. Дозоръ скоро вернулся, и одинъ изъ солдатъ доложилъ:

— Тамъ, ваше благородіе, кромѣ одного древняго старика, ни души-яѣтъ...

— Ну, что-жъ, поѣдемъ, отдохнемъ...—говорю.

Въѣзжаемъ во дворъ. На крыльцѣ—старикъ въ вязанной курткѣ, съ колпачкомъ на головѣ; въ зубахъ у него—трубка.

Я козыряю и обращаюсь къ нему, конечно, по-нѣмецки:

—    Разрѣшите у васъ отдохнуть.

Старикъ былъ страшно изумленъ и моимъ нѣмецкимъ говоромъ и еще больше моей вѣжливостью. Онъ развелъ руками, быстро закивалъ головой. Я приказалъ.разъѣзду въѣзжать во дворъ.

— Нѣтъ-ли у васъ, —спрашиваю старика: —молока или кофе? Я заплачу.

А старикъ все стоитъ, разводить руками, смотритъ то на меня, то на нижцихъ чиновъ. Наконецъ, убѣдившись, что никто ничего дурного ему сдѣлать не собирается, онъ вѣжливо отвѣтилъ.

— Пожалуйте. Есть молоко, есть и кофе...

Вошелъ я въ комнату. Обычная нѣмецкая чистота, уюгъ, хотя замѣтно, что кое-что отсюда убрано наспѣхъ.

— Вы одинъ здѣсь живете?—спрашиваю:— Гдѣ ваша семья?...

Старикъ вдругъ хитро подмигнулъ и спрашиваетъ:

— А вы кто —казаки?

— Нѣтъ, - говорю:—мы не казаки.

Ну, слава Богу! - говоритъ старикъ: - Семья моя здѣсь Она спряталась...

Старикъ вышелъ куда-то, а минутъ черезъ пять вернулся въ сопровождены старушки съ удивительно розовымъ, но морщинистымъ лицомъ, молодой рослой женщины и двоихъ ребятъ.

— Эта—невѣстка моя, — объяснилъ онъ: Сына забрали на войну.

Я представился. Въ первую минуту женщины были не то смущены, не то испуганы. Онѣ то смотрѣли на меня, то выглядывали въ окна, во дворъ, гдѣ находились мои солдаты. Наконецъ.убѣдившись окончательно, что никакая опасность имъ не угрожаетъ, женщины начали хлопотать по хозяйству.

Черезъ четверть часа на столѣ стояли кофейникъ, кувшинъ съ густыми сливками, масло, хлѣбъ, сыръ, ветчина. За кофе мы разговорились.

—    Зачѣмъ вы спрятались?—спрашиваю:—Неужели вы думаете, что русскіе обижаютъ мирныхъ жителей?

—    Намъ такъ говорили, такъ писали:—виновато улыбнулся старикъ.

—    Какъ говорили? Какъ писали?..

— Такъ. Въ нашихъ газетахъ писали, что русскіе хотятъ истребить всѣхъ нѣмцевъ, не только нѣмецкую армію, но и мирныхъ жителей, даже стариковъ, старухъ, женщинъ, дѣтей.

—    Какая глупость!—невольно воскликнулъ я.

—    А вотъ посмотрите сами!

Старикъ подошелъ къ шкапу, досталъ оттуда небольшой листокъ и протянулъ его мнѣ.

Дѣйствительно, въ газетенкѣ, чернымъ по бѣлому было напечатано, что русскіе варвары двинулись на Германію съ цѣлью уничтожить всѣхъ нѣмцевъ, все нѣмецкое. Поэтому нѣмецкій народъ призывается на защиту своей дорогой отчизны, своего имущества, на защиту своихъ женъ, дочерей, матерей, сестеръ.

Русскіе никогда не воюютъ съ беззащитными!—сказалъ я, пробѣжавъ газету.

— Больше всего мы боимся казаковъ,—робко замѣтила молодая женщина.

— О, Kosaken,Kosaken!— вздохнула старуха.

— Почему же вы такъ боитесь казаковъ?—спрашиваю.

— Они вѣдь совсѣмъ дикіе,—отвѣтила молодая женщина.

— Какъ дикіе?

— Намъ пасторъ разсказывалъ въ проповѣди, что въ Россіи есть такіе лѣса, которымъ нѣтъ конца... темные, густые... Въ этихъ лѣсахъ живутъ дикіе звѣри и казаки. Пасторъ говорилъ, что казаки питаются сырымъ мясомъ и кровью.

— То-есть, какъ сырымъ мясомъ и кровью?

— Такъ! Возьмутъ овцу или козу, зарѣжутъ ее и пьютъ кровь, а потомъ ѣдятъ мясо, даже не зажаривши его. Они дикіе, совсѣмъ дикіе! Пасторъ говорилъ, что казаки никому не даютъ пощады, что они даже не похожи на людей. „Больше всего берегитесь казаковъ"!—говорилъ пасторъ. Намъ показывали картинки, на которыхъ были изображены русскіе казаки. Страшно смотрѣть: большія бороды, густые волосы, дикіе глаза.

„Ein russicher Kosak“

— Тамъ есть одна такая картинка—указала старушка на шкапъ.

Старикъ снова подошелъ къ шкапу и подалъ мнѣ небольшую раскрашенную олеографію, на которой былъ изображенъ мужчина гигантскаго роста, съ длиннѣйшими, по меньшей мѣрѣ до половины спины, волосами, съ глазами величиною съ блюдце, горящими красно-зеленымъ пламенемъ, съ оскаленными, какъ у тигра, зубами. Въ рукахъ онъ держалъ пику. Внизу стояла подпись.




Я искренно расхохотался.

— Откуда вы взяли эту картинку?

— О, у насъ ихъ раздавали очень много! Когда наши войска уходили на войну—имъ раздавали эти картинки и говорили: «Помните, вы идете защищать вашихъ женъ, матерей и сестеръ отъ этихъ ужасныхъ варваровъ!“.

Черезъ часъ я распрощался со своими хозяевами. На лицахъ ихъ уже не было никакого страха. Они съ любопытствомъ разсматривали нижнихъ чиновъ, лошадей, сна-ряженіе, а со мной разстались совсѣмъ по-пріятельски“...